|
|
ТАНГО В ОКЕАНЕ
Есть у моря минуты покоя,
Словно Бог зачарует его,
В час такой именинница Тоня
Танцевала пред нами танго.
Легкокрылою птицей порхала,
Замирая в пространственном па,
О, как страстно и дружно вздыхала
Корабельная наша толпа.
Подбоченясь, на юте тралмастер,
Подавляя коварный искус,
С затаенною грустью и страстью
Теребил свой седеющий ус.
Словно тень исполина-мустанга,
Разметавшего гриву на круп,
Под разливы старинного танго
Проплывал в синеве Итуруп.
Хороши острова в океане,
В голубой беспредельной тиши
Леденят и без хмеля дурманят
Заповедные тайны души.
Обнажив свои дивные плечи,
Именинница павой плыла,
Лишь она в колдовской этот вечер
Королевою моря слыла.
Кто отмечен высокою пробой,
Тот сполна получает свое,
Мариманы в тельняшках и робах
На руках уносили ее.
А мелодия танго звучала,
Над ночною волною плыла...
И до самых далеких причалов
С позолотою утра дошла.
* * *
ДРУЗЬЯ ОДНАЖДЫ
ВОЗВРАЩАЮТСЯ
На лик поблекшей фотографии
Гляжу с задумчивой тоской:
Корабль ушел... А наша братия
Торчит на пристани пустой.
У моря вид совсем не ласковый,
Бурлит и в профиль, и в анфас,
Дубасит пирс волной зыбастою
И брызгами полощет нас.
Разлукой долгой огорошены
Мы разбредемся, кто куда,
Чтоб зреть глазами заполошными,
Туда, где небо и вода.
Но день наступит самый значимый,
Когда в лазури голубой
На рейде нечто обозначится,
Заплещет ласково прибой.
В урочный час на той же пристани
Случится некий ералаш...
Сердца лучатся дивной мистикой,
Когда при встрече входят в раж.
Дано нам верить, ждать и маяться,
Пока вращается земля...
Друзья однажды возвращаются,
На то они и есть друзья.
* * *
П Е Р Е Д Р Я Г И
Сей странный опус я дарю бродягам,
Любителям казаться и порхать...
В лесной глуши был хутор "Передряги"
В нем тридцать душ на восемнадцать хат.
Вдали от показных цивилизаций,
На заповедной крохотке земли,
Без стонов, без ругни и провокаций
Блаженно обитали... бобыли!
И жили, до поры, они радушно,
У каждого был хлев и сеновал,
Сам хуторочек, что гнездо кукушье,
Я в нем не раз, десятки раз бывал.
И завсегда приветливые лица
Плечистых, работящих мужиков
Отведать предлагали мне водицы
Из заповедно-чистых родников.
Иную, возбуждающую влагу,
Они именовали как б о л е з н ь,
И потому-то в хутор Передряги
Я заявляться почитал за честь.
Не знали там ни старост, ни старейшин,
Ни власти, ни запретов, ни препон,
Одно лишь было "но",
По части женщин
Отшельники блюли "сухой закон".
Я чтил их нравов дивную палитру,
Хоть сам иные "дерзости" творил...
Однажды с раскрасавицей Лолитой
Днем майским в Передряги зарулил.
И вышел ералаш...
Да, так уж сталось, -
Меж бобылями вспыхнула война, -
Лолита первой искрой оказалась...
Их было тридцать, а она одна.
Сражений не бывает без пожаров,
Бобылий хутор вмиг до тла сгорел,
Лолиту я из оного кошмара
Оперативно вызволить успел...
Идея фикс, ни больше и ни меньше,
Так жить, как возжелали бобыли.
Мне могут возразить: все зло от женщин!
А я отвечу: "Все мы - кобели!".
* * *
БАЛЛАДА О КАРМАНАХ
Однажды в обществе элитном,
В пик ревностных самообманов,
Костюм солидного пиита
Вдруг оказался без карманов.
Поэт слыл баловнем природы,
Без меры питие любил,
Коней изысканной породы
Сверхобожал. И звался Билл.
Еще любил он, как ни странно,
В кругу великосветских дам,
Шутя, устраивать скандалы
Посредством склок и эпиграмм.
Но дамы Билла не любили
И на него точили зуб,
Блюдя свой имидж, часто били,
Творя пикантный самосуд.
И как-то раз в одном из многих
Великосветских рандеву
У Билла заплетались ноги,
Как водится, в хмельном дыму.
С занудным обликом удава,
Толпу приветствуя, наш Билл
Воскликнул: "Господа!"...
А "Дамы!" сказать умышленно забыл.
В кругу изысканных вначале
Послышался осиный гул,
Затем с обидою печальной
Стан дам язвительно вздохнул.
Что сталось далее?..
Гранд-дамы
Карманы джентльмену адью...
Костюм английский без карманов -
Карикатура, не костюм!
И что под ним - карикатура,
Со множеством иных прорех...
Увы, английская культура
Ортодоксальна, как на грех.
А значит, господа и дамы,
В пылу восторженных утех,
Цените лоск свой и... карманы!
Но дамский имидж - пуще всех!
* * *
В И К Т О Р И Я
В лихолетье я рос, хлеще чем стоерос,
Тушь на лапах: "Они устали!",
Наслаждался дымком мировых папирос,
Что курил сам товарищ Сталин.
Сапоги-керзачи, фуфаец, самопал...
Рожа буки, манеры стиляги,
Я в тринадцать годков упоенно мечтал
Стать заправским, крутым блатягой.
А еще я мечтал... заиметь свой наган,
Да вино чтоб рекою струилось,
Да чтоб девки-красотки к моим же ногам
По ночам чередою валились.
И хоть был я тогда, что крапива, зелен,
Все ж в постельной рубил механике,
И в одну был училку по уши влюблен,
Что учила нас школьной ботанике.
Так страдал, что извелся от ревностных мук,
И однажды дошел до дури...
Ей же нравился наш физрук,
Кавалер не моей культуры.
Как Пьеро, я по ней безответно тужил,
Половой истекая истомою,
И однажды в сердцах, как шпион, подложил
Динамитную шашку под школу я.
Делово протянул сквозь забор провода
И, концы поднося к батарейке,
Вдруг, как сказочный сонм, услыхал я тогда
Расчудесную трель канарейки.
Надо мною вовсю бушевала весна,
Рядом дрались мои однолетки...
А в упор, из открытого настежь окна,
Пела птица, сидевшая в клетке.
И хоть был я босяк, но пичуг обожал,
Правда, слушал их очень не часто,
Канарейку вдруг стало мне искренне жаль
Убивать громобойной взрывчаткой.
Я смотал провода, разрядил динамит,
Канарейке ж все пелось и пелось...
С той минуты во мне зародился пиит
И по-новому жить захотелось.
Стал носить я училке охапки цветов,
Понимая, что этого мало,
И что был для нее я, конечно, не тот,
По котором она тосковала.
Но в потугах своих я забыл про наган,
Бросил даже курить папиросы,
И когда утабанил к иным берегам,
Позабыть ее было не просто.
Этот давний урок безответной любви,
Узелочек житейской гистории,
Не забыть мне, увы, никогда (се ля ви!)...
Нет, не зря, ее звали ВИКТОРИЯ!
* * *
"ВСЕ СТАЛОСЬ ТАК..."
Все сталось так:
Еще подростком
В зеленый полдень, под окном,
Воткнул я саженец березки
И вскоре позабыл о нем.
А годы шли...
Гремели грозы,
Шумели ветры и дожди,
И под окном росла береза,
Что я когда-то посадил.
И как-то раз, зимою снежной,
Выл ветер, словно одичав,
Ко мне в окошко кто-то нежно
В глухую полночь постучал.
Нет никого...
Перед глазами
Белеет снег, как полотно,
Открыл я форточку и замер -
Стучало дерево!..
Оно,
Как человек, что на морозе
Озябшим пальцем о стекло
Стучит, дрожа,
Так и береза
Стучала в темное окно.
Не верите?
Судите сами,
Судите, если что солгал,
Но только форточку и ставни
Я с той поры не закрывал.
Отпели вьюги и метели,
Зима вздохнула и ушла,
И с первым отблеском капели
Моя березка расцвела.
Ее ровесницы-подружки,
Услышав нежный шум ветвей,
Природе девичьей послушны,
Слегка завидывали ей.
Своими тонкими ветвями
Припав к открытому окну,
Она дарила все сполна мне:
Любовь и нежность, и красу.
Она цвела!
Я не волшебник...
Но только помнить мне дано,
Что даже ветка станет щедрой,
Когда подаришь ей т е п л о.
* * *
ДВЕ ОЧЕНЬ КРАСИВЫЕ
Ж Е Н Щ И Н Ы
В толпе, на распутстве помешанной,
Гудевшей в кошмарной грязи,
Две очень красивые женщины
Свернули с позорной стези.
По полюшку жизни тернистому,
В бесовскую стужу и слизь,
Искать заповедную истину
Они беззаветно взялись.
Звездистая мгла над просторами
Светилась подобьем лучин, -
Четыре бескрайние стороны
Пред ними открылись в ночи.
Сочтите мой стих небылицею,
Хоть создан поверием он,
Но следом два истинных рыцаря
За ними пустились вдогон.
Не многим из нас заповедано
В борьбе обрести свою высь...
Мир тесен... По тропам неведомым
Свела их волшебница-жизнь.
Не помнящим роду и племени
Твердят мудрецы неспроста:
Лишь только от доброго семени
Рождается в мир красота.
* * *
"ГОРЕ ОТ УМА"
Слух пошел, мол, дед Кузьма придурок,
Горе приключилось от ума,
И в мороз, и в засуху, и в бурю
Бегает "в чем мама родила".
Вслед ему насмешек рой витает,
Кличку присобачили "Атлет",
Постную диету соблюдает
И не терпит дыма сигарет.
Точно стайер, в олимпийском стиле,
Мчится он под завыванье псов...
Мужики давно б его побили,
Появись на людях без трусов.
А пока им не к чему придраться,
Только бабы пилят: "Погляди!..
Вон сосед бежит, а ты нажраться
Снова умудрился до зари!".
И мужик, сердито скулы стиснув,
Отповест с обидою и злом:
"Дуракам у нас закон не писан!..
Глянь, над ним хохочет все село!".
А село и вправду вслед хохочет,
Что попишешь, горе от ума...
Только слушать никого не хочет,
Возлюбивший молодость Кузьма.
Бег, он ведь целительная штука,
И, чтоб силы жизни возродить,
Дай-то бог, и нам, и нашим внукам,
Так, как дед Кузьма, с ума сходить.
* * *
"ДИНОЗАВРЫ"
Радиограммы текст карикатурный
Маркони нам однажды показал:
"Женуля, милка, выметай окурки,
Я днями заявлюсь...
Твой Динозавр".
О, как мы истерично хохотали,
Всей логике житейской вопреки,
Пока не сказанул седой механик
Сердито и мудро: "Мы... дураки!".
Заглохли враз словесные тирады,
Над палубой занудный смех затих.
"Мы - дураки! - звучало, что торнадо, -
Дебилы, пустобрехи и шуты!".
"И... динозавры, - кто-то грустно молвил, -
Маэстро-случай каждого из нас
Подстерегает...
Вольно, иль невольно,
Нам тот же крах грозит в урочный час".
Тут каждый, ощутив себя придурком,
В душе радиограмму набросал:
"Женуля, милка, выметай окурки...",
И честно подписался: "Динозавр".
Стармех бубнил: "Дубины, скоморохи!..
А впрочем, - напоследок он изрек, -
И в час доисторической эпохи
Шел в пользу самокритики урок".
* * *
ЗМЕИНАЯ МУДРОСТЬ
На берегу степного озера,
Где брел я просто наугад,
Гордясь изысканною позою,
Лежал великолепный гад.
Грудь серебрилась дивным отсветом,
Хвост закольцован был на треть,
Глаза блестели бритвой острою,
Впрямь, пересмешника портрет.
Его собратья по подобию
Беспечно тешились в воде...
От встреч с ползучею породою
Мне вечно мнилось: быть беде!
Нежданной встречей ошарашенный,
От страха я лишился сил...
Но гад смотрел на все с иначинкой,
И взглядом у меня спросил:
"Чего страшишься, человечина?..
Мне, распростершись на земле,
Помыслить вздумалось о вечности,
О сути жизни на земле.
Вы нарекли наш род г а д ю к а м и,
Обидней слова не сыскать,
Мол, наш удел со злобой лютою
Гадючьи жала в ход пускать...
Да, мы с тобой не схожи ликами,
Без шерсти я, ты без хвоста,
Однако в жизненной политике
Мы однозначны неспроста.
Мгновенья чтим мы выше благости,
Всех нас прельщают жизни дни,
А особи, что нас пугаются,
Наивным отрокам сродни.
Все, что безумствует и мечется,
В наш идолопоклонный век,
Пусть в бездне адовой заплещется,
В добре лишь негатива нет.
Добро лукавствами не ведает,
То под личиною добра
Кичится мнимыми победами
Его непримиримый враг..."
Мне не забыть тех истин праведных,
Что породили сил приток.
В душе моей вселенской радугой
Пылал и запад, и восток.
Расстались мы зарею утренней...
Я шел уже не наугад,
Уразумев, какою мудростью
Светился пересмешник-гад.
* * *
К О Р О Л Е В А
Непогода безбожно шалела,
А когда поутих ураган,
Появилась сама Королева,
Дивной гостьей из сказочных стран.
Королева была молодая,
Ослепительнейшей красоты,
На бегущей волне восседая,
Отражала величья черты.
Море искрилось, море играло
Всеми красками чудного дня,
И в глубинах блистали кораллы
Ярче золота, ярче огня.
Неземная, в роскошных нарядах,
По безбрежью плыла и плыла,
И манящим, чарующим взглядом
В заповедные дали звала...
Красота исцелит наши души,
А пока, меж обыденных дел,
Дай нам Жизнь, на земле и на суше
Видеть чаще таких Королев.
* * *
Когда пустые жизни длани
Вас удручают пустотой,
Начните утро со скандала
С исчадьем бед, с самим собой.
Да не покажется вам странным
Подобный метод бытия,
Но нет полезней перебранок,
Чем с чудищем по кличке "Я".
Не упустите важный случай,
"Я" и занудлив, и ершист,
Но одолев его, везучей
И перспективней станет жизнь.
Не бойтесь, вовсе не опасно
Себя осознанно пушить,
Зато несметные богатства
Вы извлекете из души.
И ни малейшего урона,
Сплошная прибыль, а с утра
Вас поприветствуют вороны
Завистливым и дружным "Кра...".
В их крике и восторг, и сила,
И слова изначальный слог,
Вы стали искренней, кра... сивей!
Но это ведь не эпилог...
* * *
Была погодка ветреной, ненастной,
Ватаги чаек, сбившись невпопад,
Качались на бурунах океанских,
Не ведая, чего они хотят.
Меж мариманов в пик тот невеселый,
Предугадав заветную мечту,
Кутила-Бахус собственной персоной
Нежданно объявился на борту.
Он вроде на сраженье прибыл, с тыла,
И заглянул на камбуз неспроста,
Где под мажорный перезвон бутылок
Витала душ шальная нагота.
В пылу застолья баялись беседы...
Вдруг боцман возопил через плечо:
"Дружище, Бахус, никакие беды
Сегодня нам с тобою нипочем!".
И стался пляс в годину вакханалий,
Над морем потешался ураган,
А в хаосе хмельных исповеданий
Царил неугомонный шум и гам.
Бахусиана длилась до рассвета,
Лишь к утру поутих ажиотаж...
Вновь рыбаки закидывали сети,
Стоял в замете каждый экипаж.
Один лишь Бахус с пристальным вниманьем
Глазел из-под небес со стороны,
Как по волнистой чаше океана
Свой тяжкий крест влачили мариманы,
Рыбеху добывая для страны.
* * *
АНГЕЛЫ ПОЮТ
И долго я искал, и тяжко
В тот поздний час приют для сна,
Но все ж узрел-таки, бродяжка,
Два золотящихся окна...
Ко мне в постель со всей вселенной
Той ночью ангелы слетались,
А дядя Коля с тетей Леной
Любовью рядом занимались.
Она дышала томно-томно,
А он пыхтел, как на работе,
Я, пацаненок, все запомнил:
И хмель духов, и запах пота,
И звезды над моим окошком,
И вздохи в лунном мираже,
И дальний наигрыш гармошки,
И шепот тети: "Я уже...".
Нет, я не чуял ни обиды,
Ни униженья, ни стыда,
Свое присутствие не выдать
Старался я, как мог, тогда.
И ночь далась мне, как подарок, -
Не всюду ангелы поют!..
Я был безмерно благодарен
Им, добрым людям, за приют.
* * *
Однажды мне чертовски повезло:
Я выиграл джек-пот в "Лото-забава"
И в доску обалдевшее село
Глазело на меня, как на удава.
Я стал и вправду гордым, что удав,
С колючими и наглыми глазами,
Сосед меня такого увидал
И стал молиться перед образами.
Иные жест соседа не поймут, -
Ведь я же стал богатым и счастливым!
Не всякому сермяжному уму
Уразуметь, что значит жить красиво.
Душою овладели блажь и тишь,
В пик зависти я заимел "Феррари",
И, дабы приумножить свой престиж,
Раскуривал кубинские сигары.
Мне отворяли двери в казино,
Где выигрыши мерят чемоданом,
А в наше полунищее село
Враз зачастили господа и дамы.
Особенно валили "господа",
На "Кадиллаках" и на "Мерседесах",
Шампанское струилось, как вода,
Шипя от меркантильных интересов.
Сосед же от уныния опух,
Как человек отжившей век культуры,
К тому же, прихворнул его петух,
И не неслись нетоптаные куры.
Я весь был в упоительном плену,
Казалось, нескончаемых мгновений,
Все предпочел веселию, вину,
Забавам, наслаждениям и лени.
Но вот, проснувшись как-то на заре,
От головных неистовых страданий,
Не обнаружил в собственном дворе
Ни дам я, ни господ, ни... чемоданов!
В моих глазах вселенский свет потух,
Душа стенала от видений мерзких,
А на воротах восседал петух
И кукарекал, явно изуверски.
Таким мне дался бытия презент...
Хлебнув глоток колодезной водицы,
Побрел к соседу (кстати, мой сосед
Пред образами продолжал молиться).
Мы встретились с ним, вроде кореша,
И обнялись по-братски у порога...
Когда у нас в кармане ни шиша,
Соседи нас уже не судят строго.
Мгновенно я свой имидж изменил,
Став вовсе не похожим на удава,
И даже телевизор заглушил,
Чтоб больше не играть в "Лото-забава".
* * *
Я запомнил, как бабы рыдали...
Капитан, величавый на вид,
Груди сплошь в орденах и медалях,
Но с осколком в груди, инвалид,
В дом родной с медсанбата вернулся,
Думал, радостно встретит жена...
Да на слезы соседей наткнулся
И на визг из родного окна.
То жена истерично визжала
Изнутри...
Будто духи ее
Саданули под сердце кинжалом,
За измену!..
А мы, соплячье,
Скопом из подворотни глазели,
Пародируя лик образин,
Потому как у этой мамзели
Терся хахаль по кличке "Базиль".
Капитан был, понятно, не трусом,
А солдатом с геройской душой,
И хоть был в растревоженных чувствах,
Все ж отвесил поклон и... ушел!
По булыжному тракту к вокзалу
Застучали его сапоги,
Все его провожали слезами
И напутствием: "Бог помоги!".
Но потом мне запомнился вечер
И печальный дворовый совет,
Где молитвенно кто-то из женщин
Прошептал: "Человека-то нет!..".
Всей слободкой его хоронили,
Оказалась не чуждой беда...
Не война капитана сгубила...
Явно, с горя ушел в никуда.
|